А тут я вышла из декретного отпуска, успев за эти годы выйти замуж, родить и развестись. И как по вашему, на кого могли начальники повесить этот харьковский геморрой (не Москва же, даже из командировки ничего не привезешь)? Естественно, на безответную мать-одиночку.
Я закопалась в эти шкафы по уши. Для сравнения: каждый работник курировал 3-5 шкафов. Я же – 64. Ну и что, что они однотипные? Проблемы возникают даже в однотипных шкафах.
С тех пор я стала дневать и ночевать в цеху. Все другие сотрудники сидели в теплых конторах, около уже почти приятного кульмана и изредка спускаясь на производство. А я в промозглых ангарах бегаю от шкафа к шкафу, ругаюсь со снабженцами, объясняю рабочим, как сунуть вон ту фитюльку в эту дырку, а самой холодно. Зима. Папа даже принес мне со своей работы (он был главным энергетиком метростроя) ватник, пошитый специально на меня – а было во мне тогда 52 кило при нынешнем росте.
И тут грянула перестройка. Ускорение, гласность, новые веяния, госприемка.
Чтобы завод мог выпускать продукцию, нужно было эту продукцию прогнать через орган, не имеющий никакого отношения к самому заводу. Поясню. Допустим, рабочий изготовил брак. ОТК, то есть отдел техконтроля брак не принимает. План не выполняется, потому что брак. И тут директор завода вызывает на ковер начальника ОТК и начинает выволочку. Вплоть до увольнения. Ведь ОТК подчинено администрации, следовательно, существо подневольное. Начальник ОТК возвращается к себе, созывает контролеров и приказывает пропустить брак, ибо план горит, весь завод без премии.
Кто помнит, что такое госприемка? Никому не подчиняется, на директора плюет и требует исключительно качества продукции. Рабочие бегают, как угорелые, контролеры ОТК разводят руками: «Дарагой, я бы принял это дерьмо, что ты сотворил, но меня за это в жопу … госприемка, так что лучше я свой зад поберегу и заставлю тебя переделать. Извини, ничего личного…»
И еще одна новость. Оказалось, что в технологии изготовления этих харьковских шкафов на последнем этапе заложена не только проверка деталей и комплектующих, но и прогон на испытательных стендах в режиме, имитирующем рабочий. Чтобы не только лампочки были те, что в спецификации, но и чтобы они зажигались, если на выключатель нажать.
А испытательной станции на заводе сроду не было. Госприемка рогом уперлась, мол, написано – прогнать на стенде, выложите нам этот стенд, прогон и документ с методикой и подписью начальника испытательной станции завода.
Стою я как-то в цеху, ковыряюсь в очередном шкафу. Вдруг подходит главный инженер – импозантный мужик в галстуке по фамилии Аббасов и с ним начальник ОТК. Смотрят они, как я работаю, и Аббасов говорит начальнику ОТК:
- Слушай, Мамед, ты знаешь, что на этом участке нужен испытательный стенд?
- Знаю, - кивает тот.
- А есть у тебя кто-то на примете на должность начальника испытательной станции?
- Нет, - отвечает тот.
- Кируля-ханум, - поворачивается ко мне Аббасов, - а у вас есть кто-то на примете на должность начальника испытательной станции?
- Есть, - киваю я.
- И кто же?
- Я.
- Вот и хорошо! – обрадовался главный инженер. – Новые веяние, перестройка. Нам нужны молодые кадры на руководящей работе. Я подготовлю приказ и вы сразу заступаете на должность.
Чтобы было понятно: я находилась на самой низшей ступени и по зарплате, и по рангу. И вдруг я перескакиваю в среднее управленческое звено. Такое могло случиться только в перестройку.
Так я, женщина, не азербайджанка, в 26 лет стала начальником испытательной станции.
Но это оказалось только началом истории.
(продолжение следует)
