Записки аскалонской затворницы

Вчера разговорилась с прелестным юношей. Он из России, закончил институт, здесь учится в аспирантуре на английском языке. Следовательно, априори, умный.

Разговор был следующим:
- Ты откуда из Израиля?
- Из Ашкелона.
- Что-то смутно знакомо название.
- Наверное из-за сообщений, что этот город обстреливают.
- Так уж и обстреливают...
- Ну, если залпы "градов" - это "так уж и обстреливают", то тогда не обстреливают.
- Не понял. Как? Стреляют по городу? По мирному населению?
- Да.

И тут он задает вопрос, в котором для меня отразилась квинтэссенция психологии юноши:
- Это на юге? А почему бы тебе не переехать на север?
- А зачем? Там тоже бомбят, а бегать нет резона - лучше уничтожать врагов, а не бежать от них.
- Но это же невозможно так жить! И ничего об этом не пишут!

То есть, психология следующая: враги сожгли родную хату - надо бежать! И раз в газетах не пишут, значит, такого не бывает.

Повторюсь: аспирант, умный молодой человек, знающий минимум три языка: русский, английский, чешский.


.

Моя новая приятельница, хорошо говорящая по-чешски, потащила меня в "ориентал-кафе". Это ливанский клуб, забыла название.
- Ну что-то сопротивляешься? - уговаривала она меня. - У нас не так, как у вас. У нас все вместе, дружба народов, не обращают внимания ты еврей или араб.
Мне было интересно наблюдать за ней - она искренне верила в то, что говорит.

Взяли такси, приехали.
Официантом оказался армянин, говорящий по-русски. Я заказала сок, она - какую-то ливанскую еду, типа марокканских "сигар" из теста фило с начинкой, и мы стали ждать танцовщицу живота.

К нас тут же подсел какой-то смуглый парень, оказался из Ирака, по-русски говорил, и рассказывал, как он любит украинских девушек - он два года жил в Киеве. Он смотрел только на мою молодую спутницу. Мне это было на руку. Я сделала вид, что занимаюсь фотоаппаратом и в разговор не вступала. Приятельница жмурилась от удовольствия. Я размышляла, что, в сущности, украинские девушки ничего не потеряли от общения с носатым иракцем, даже наоборот. Это ж бартер: язык в обмен на "понравиться".

Все курили наргилу, и я задыхалась в дыму. Наверное, я одна такая канарейка в шахте.
Заметила вот такую особенность: небольшой зал был четко поделен по гендерному признаку. Справа сидели мужчины, слева - девушки. Несмотря на мини-юбки и смех, позы у девушке были скованы. Мужчины же сидели расслаблено, даже развалясь.

Танцевали под восточную музыку тоже только девушки. Они старательно не замечали сидящих мужчин, а те, действительно, их не замечали, были заняты раздуванием огонька в наргиле.

Вышла танцовщица живота, славянского вида девушка. Для этого танца она была, на мой взгляд, слишком субтильна. И как-то не вязалось ее лицо, музыка и движения. Но, может быть, я придираюсь, ведь в своей жизни я много видела подобных танцев.

Танцевала она лицом исключительно к столику с мужской компанией. Те забыли о наргиле, хлопали и громко выражали восторг. "Женский" ряд тоже хлопал, но как-то кисло.
Под бешеную дробь барабана танцовщица крутилась, практически прижимаясь к одному из мужчин, и, закончив танец, убежала.
К нам подошел официант и сказал, что следующий танец будет через 20 минут, когда артистка отдохнет.

Но я предложила расплатиться, и мы ушли.

На улице приятельница тормошила меня:
- Правда, было здорово?! Вот видишь, как хорошо! У нас все не так, как у вас, на востоке. У нас все по-европейски.
А я вспоминала нашего Соломона Давыдыча: "Многие знания, многие печали".
Откуда этой российской девушке, живущей в Чехии, было знать те нюансы языка тела, которые мне были известны потому, что я родилась и выросла на востоке?

Взрослая женщина хороша для молодого мужчины, когда они наедине.
А взрослый мужчина хорош для девушки, когда они на людях.