Некогда Поднебесная простиралась от северного озера с чистой, как хрусталь, водой, с востока ей принадлежали четыре острова, с запада границу охраняла горная гряда с несметными подземными богатствами, а юг упирался в океан. Но времена меняются, жители уходили со своих земель, их гнали кочевники, вот потому мы сейчас живем скученно и тесно.
В хрониках «Хоу Хань Шу» довелось мне прочитать, что некогда, на восточных островах жили граждане Поднебесной. Но пришли варвары, и хотя у них тоже был император, и писали они иероглифами, и даже пристрастились к чаю, все равно на островах осталась лишь небольшая часть наших соотечественников.
Они отдалились от нас, приняли законы пришельцев, считающих за честь вспороть себе живот, но все равно остались для них чужаками. Пришельцы заставляли их заниматься ритуально нечистыми ремеслами, например, быть «сарубики» - людьми, которые водили с собой обезьян для показов на представлениях, или «кугуцуси» - изготовителями марионеток. Еще им можно было быть «фудэюи» и «сумиси», то есть производителями кисточек и туши для письма.
Их называли прокаженными и неприкасаемыми, а иероглифом для обозначения наших бывших соотечественников стал иероглиф "эти", составленный из иероглифов «много» и «кэгарэ», то есть "ритуально загрязненный".
"Эти" хотели вернуться в Поднебесную, но жители островов их не пускали, так как некому будет изготовлять марионетки и водить за веревку обезьян. Но однажды их правитель, оставшийся в хрониках под личным именем "Меченый" отпустил "этих", и они, взяв обезьян и марионеток, отправились в долгий сорокалетний путь в Поднебесную.
Их было много, очень много! "Эти" шли, как саранча. Как стая сардин в море, как пчелиный улей, оторвавшийся от матки. Их мужчины были грубы и вонючи, а женщины имели волосы цвета одуванчиков. Они вели за собой на веревках обезьян, и несли в руках марионеток. Они везли с собой кожаные мешки с тушью и пучки кисточек. Они забыли наш язык, нашу религию и наши обычаи. Малые дети в Поднебесной знали больше, чем они.
Жители империи приняли их с распростертыми объятиями, несмотря на то, что там "эти" были неприкасаемыми. Они отдавали им свои старые халаты, чувяки и глиняные горшки. Они сдавали им в аренду свои пагоды, в которых "эти" жили, как привыкли, по восемнадцать человек на одной циновке. Но "эти" хотели большего. Граждане недоумевали, почему "эти" недовольны? Почему требуют, чтобы их обучали мандаринскому наречию лучшие учителя? Почему они не избавляются от своих обезьян, а тушью и кисточками исписали выданные им папирусы с двух сторон?
Прошло две дюжины лет, и жители Поднебесной с удивлением обнаружили, что их детей в школах обучают "эти", лекари тоже "эти", и даже среди чиновников-мандаринов нет-нет, да и попадется кто-то из "этих". В городах появились кварталы "этих", где не слышалось благородного мандаринского наречия, а в лавках, принадлежащих "этим", продавались не только тушь и кисточки для письма, но и марионетки, на которых, по древнему обычаю, даже смотреть было запрещено богобоязненным жителям Поднебесной.
"Эти" разделились на две части. Молодые и успешные, выучив мандаринский диалект, стали неотличимы от подданных императора Поднебесной и изменили лицо страны. Они забыли трудности первых лет, и работали, как каторжные, на благо Поднебесной.
А скорбные умом, так и не запомнившие ни одного иероглифа, стенают и проклинают свою новую родину. Они плачут по ночам в тоске по восточной стране, напрочь забыв, что были там "этими" – неприкасаемыми.
Синь Лю, чиновник при императоре Поднебесной, 37 год до нашей эры.