И вот стою я около окошка - подошла моя честная очередь, заказанная по интернету, и тут подваливает громогласная пенсионерка с палкой.
- А почему она прошла раньше меня? Я - инвалид! Мне тяжело тут стоять, - она чуть не тычет в меня палкой, восклицая это на иврите с тяжелым русским акцентом.
- Мадам, - поворачиваюсь я к ней, - сейчас компьютер вызвал мой номер, заказанный два часа назад по интернету. Поэтому я тут стою.
И начинаю вытаскивать одинаковые конверты из мешка.
Пенсионерка проявляет интерес, подходит ко мне чуть ли не вплотную и удивленно смотрит на пакеты.
- Так она тут долго будет стоять! А что это?
- Я буду долго здесь стоять, - киваю я, - так что тебе лучше присесть и не мешать почтовой работнице делать свое дело. Тебя вызовут. Проводить? - я тоже говорю на иврите. Не удивляйтесь, на иврите все на ты.
Она бурчит, отходит на шаг, но так и не садится, а, прилипнув к соседнему пустому окошку, с жадностью наблюдает за тем, как обрабатываются мои пакеты.
-----------------------------
А теперь мораль: советская тяга к очереди, к стоянию впритирку, наплевательское отношение к чужому личному пространству неистребимы. Эта пенсионерка начала кричать, а потом притерлась ко мне с явным желанием поскандалить в очереди. Но мое "мадам", а не "женщина" ее обескуражило.
Я не знаю, как с этим совладать. Мне одинаково противны как советское нарушение пространства, так и местное влезание без очереди. И будь я хоть сто раз права, с номерком, талончиком или меткой, наслюнявленной химическим карандашом на ладони, я постоянно ощущаю, что должна бороться под своим местом под солнцем.
(в комменте дам еще одну историю, вспомнила попутно)