В 90-м году нас принял мой кузен, который жил в Израиле уже 12 лет. Старожил. У него была большая библиотека книг на русском, изданных не в СССР. Я там закопалась. Для меня это был новый мир.
И набрела на лимоновских "Палача" и "Это я - Эдичка". И обалдела. Разве так можно писать? Разве о таких чувствах и о ТАКОМ можно писать?
Я же приехала из советского, исламизированного, оскопленного режима, где нельзя было прямо слова сказать. Интеллигенция изгалялась, да с подвывертом, и считала подобный стиль достижением.
Когда я сама стала писать, то поняла, что можно.
Пишу. Те, кто ментально остался там, негодуют: "Какое она имеет право!" Помню, кто-то брякнул: "Читать Кирулю - это как сидеть в общественном сортире с отсутствующей задней стенкой".
А мне вольготно. От слова "воля". Только сейчас поняла, что благодарна за это раннему Лимонову.
